Валентин Степанков в 1991–1993 годах возглавлял Генеральную прокуратуру РФ. Имеет пермские корни: окончив юридический факультет классического университета, долгое время работал на разных должностях в прокуратуре региона.
В его жизни было много переломных моментов, связанных с кардинальными изменениями в жизни страны и прежде всего с распадом СССР. В 2000–2003 годах работал заместителем полпреда в ПФО, а потом — замсекретаря Совета безопасности России. Работал в Минприроды в ранге заместителя министра Юрия Трутнева.
На минувшей неделе Валентин Степанков в Перми принял участие в совместном заседании Клуба депутатов, Клуба промышленников «Строгановский» и Клуба юристов, прочитав лекцию о социально-политических аспектах борьбы с преступностью в современной России.
Валентин Георгиевич, скучаете по прокурорской работе?
— Однозначного ответа нет. Я пришёл в прокуратуру совершенно искренне, и никаких колебаний в выборе профессии у меня не было. Мне удалось себя реализовать в полной мере. Я прошёл все ступени карьерной лестницы: от рядового следователя до прокурора России. Моя самореализация связана не столько с прохождениями этих ступеней, сколько с тем, что, будучи народным депутатом России в 1990–1993 годах, мне удалось участвовать в разработке и принятии Закона «О прокуратуре РФ», основные положения которого действуют и по сей день.
Это было переломное время, и противников существования прокуратуры в том виде, в котором она и сейчас существует, было очень много. Некоторые считали, что её вообще нужно влить в исполнительную власть — например, по американскому образцу сделать составной частью Министерства юстиции.
Были и сторонники ликвидации в прокуратуре общего надзора. Вы представляете, в то время как раз начиналась массовая приватизация имущества и собственности в стране. И что бы произошло, если бы был ликвидирован ещё и прокурорский надзор? Весь процесс приватизации происходил бы вообще без всякого контроля.
Примечательно, что когда мы принимали тот закон, то я говорил коллегам, что это временный закон, и дальше надо продолжить реформы. Но оказалось, что временность — это категория достаточно постоянная. А сейчас прокуратуре нужны реформы, но ни сил, ни желания, ни какого-то потенциала что-то менять у прокурорского руководства просто нет. А у администрации президента, которая сегодня является инициатором всех государственно-правовых реформ, нет, по моему мнению, комплексного видения относительно прокуратуры. Пока она считает, что главное — это усилить контроль со стороны президентских структур за прокуратурой, что проявляется в закреплении за администрацией, например, кадровой политики надзорного ведомства.
Да, мне довелось возглавлять прокуратуру России в тот момент, когда распался Советский Союз. Шла смена политического и экономического строя, принимались новые законы, и организовать прокурорский надзор в этих условиях было очень сложно. И всё это мы прошли, сохранив потенциал для развития с учётом новой конституции страны.
А что сейчас?
— Прокуратура в том виде, в котором она сейчас есть, мне не очень нравится. Она не пошла в своём развитии по пути, закреплённому в Концепции о судебной реформе, принятой Верховным Советом РСФСР в октябре 1991 года. Она не стала развивать свои полномочия в сфере уголовного преследования, а стала использовать массу несвойственных ей функций в сфере общего надзора, растворяясь среди появившихся многочисленных контрольных органов. Например, на сайте прокуратуры Пермского края я увидел объявление об открытии «Горячей линии» по вопросам благоустройства и содержания улиц в зимний период.
Если мы говорим о прокуратуре как об органе, осуществляющем надзор, то она не должна опускаться на уровень жилищно-коммунальной конторы. Прокуратура должна спросить за исполнение законодательства в сфере ЖКХ с губернатора, с руководителей управлений или департаментов. Прокуратура может проверить отдельные конторы — но только с той целью, чтобы оценить деятельность руководителей района, города, края в данной сфере. Методами прокурорского надзора надо побудить чиновника так работать, чтобы самим не приходилось по дворам считать складированный снег. Таким образом, моё видение прокуратуры в системе надзора и государственной власти, к сожалению, не совпадает с сегодняшними реалиями.
Сейчас в системе Российской Федерации около 50 видов разного государственного контроля. Более того, все эти виды контроля имеют властные полномочия от выдачи предписаний до остановки целых производств. Если различные виды надзора свои функции выполнили, а положительного результата не наступило, тогда должна вмешиваться прокуратура с полномочиями привлечения к уголовной ответственности. Вот если у тебя снег не убран, то это как минимум халатность. А если кому-то на голову упали сосульки, то прокурор должен возбудить уголовное дело в отношении руководства конкретной структуры, которое так организовало работу, что жители падают, ломают ноги, травмируют головы.
Я помню, было много споров на заре становления Следственного комитета и даже противостояние между Генпрокурором и начальником СКР было заметно в паблике. Копировалась ситуация и в регионах, когда руководители прокуратур и следственных управлений, мягко говоря, друг друга недолюбливали. Теперь-то вроде всё поутихло, вошло в рабочий режим. Но вы, получается, всё-таки против выделения прокурорского следствия в отдельное ведомство?
— Нет, я не против создания следственного комитета. Я не согласен, что при его создании прокурора лишили полномочий полноценного надзора за следствием. Ведомственный контроль внутри следственной системы оказывается неэффективным. Он не привёл к повышению качества следствия и сокращению сроков расследования.
Прокуратура должна быть реальным органом уголовного преследования, иметь право возбуждать уголовные дела, давать обязательные письменные указания к исполнению на стадии расследования и поддерживать обвинения в суде.
В своей лекции вы высказали мысль о том, что лучше бы у нас вся преступность была рецидивная, чтобы как можно меньше новых людей вовлекались в преступную деятельность. В принципе, мне эта ваша мысль понятна. Но на деле с приходом к власти всё новых поколений чиновников мы получаем и всё новых фигурантов дел о коррупции. Учитывая размах данного явления, наверное, сложно мечтать только о том, что преступления будут совершать одни и те же?
— Да, появляются новые уголовно наказуемые деяния. В том числе преступность в сфере высоких технологий, чего раньше не было. Тут вопрос в том, как человек вступает на преступную стезю? Либо он видит несовершенство законодательства, чтобы незаконно обогатиться, либо он видит возможность оказаться безнаказанным, либо рассчитывает на двойные стандарты в оценке содеянного. Самый яркий пример — это приговор по Евгении Васильевой, которой инкриминировались сотни миллионов рублей и получившей в итоге мягкое наказание. И пример какого-нибудь пермского расхитителя, укравшего два миллиона и получившего шесть лет реального срока, а никакого не условного. Вот это и есть двойные стандарты в оценке аналогичного преступления. Или вот такой пример. На Дальнем Востоке, одна муниципальная чиновница за три года имела доходов гораздо меньше, чем тратила на жизнь, и прокурор обоснованно заявил иск, по которому у неё конфисковали машину, так как она не смогла доказать законность полученных средств для её покупки. Всё правильно, это законная мера к гражданину, но вы тогда применяйте эту меру ко всем в таких же случаях, а не выборочно!
Вот, например, когда все газеты пишут о часах Дмитрия Пескова за 600 тысяч долларов и про купленный в тот же год особняк за сотни миллионов рублей, то почему прокуратура и администрация президента не говорят: мы провели проверку и установили, что доходы этого госчиновника в норме.
Двойные стандарты порождают нигилизм в исполнении закона, человек становится перед выбором: прожить честно или прожить нечестно и ему за это ничего не будет. Мы этим самым подталкиваем к нарушению закона.
Сейчас идут большие дискуссии вокруг закона «О капитальном ремонте». Звучит много возмущений от граждан о незаконности взносов в данный фонд, а ряд политиков даже заявляют об его незаконности. Скажите, может ли прокурор субъекта обратиться в суд в интересах неопределенного круга лиц, скажем, жителей Пермского края, и признать данный закон неправомочным?
— Этот закон принят, и он должен исполняться. Люди, как правило, выступают против формализма. И второе: человек понимает, что средства будут собирать 30 лет, когда его уже не будет или дом уже рухнет. Прежде всего, тут вопрос к депутатам Госдумы: а можно ли было найти другую формулу поддержания жилищного фонда? Никто, кстати, не обсуждал разные варианты, можно было найти ещё какие-то пути. Внесли сверху, дали команду, депутаты приняли этот закон. И сегодня вы говорите о прокуроре. Что, он должен делать расчёт? Нет. Скорее всего, люди сами, объединившись в ТСЖ, должны задать вопросы об обоснованности размеров выплат, сроков ремонтов. И при возникновении спора идти в суд. А прокурор может стать участником процесса, занять позицию и дать заключение, поскольку за такими исками стоят серьёзные интересы населения.
В своём выступлении вы также призывали политиков как можно аккуратнее относиться к разного рода обещаниям по жёсткому наведению порядка. Но посмотрите, что у нас получается. Хозяйством вроде как занимается сити-менеджер, мэр — представительской работой, возникла неразбериха. В результате реально управлять начинают силовики. Что это, на ваш взгляд? Это демонстрация безвластия или того, что страх — движущая сила управления?
— Это может говорить о несовершенной системе местного самоуправления, которую мы многократно реформировали, в результате так и не повысив ответственность чиновников перед населением. Мы пожинаем плоды своих решений, которые приняли в угоду разным политическим потребностям. Когда перестали избирать губернаторов, мэров. Когда районная власть становится подчинённой мэру, который не избран народом. И федеральные чиновники тоже видят, что это безвластие может закончиться очень плохо.
Когда мы говорим об ужесточении любого вида наказания, мы прежде всего пытаемся закрыть глаза на корень самой проблемы. Мы штрафуем чиновника, но не думаем: а почему он не сумел выполнить эту функцию? Сегодня результаты, которых мы часто хотим добиться в ручном режиме, — это элементы административно-командной системы. Мы убираем людей из решения насущных вопросов, политизируя их с негативных позиций.
Может ли исполнительная власть субъекта прогнозировать уровень преступности и предупреждать её рост?
— Конечно. Нужно создать рабочую группу из числа прокуроров, судей, экономистов, политологов. И спрогнозировать, какие социально-политические потрясения возможны в актуальной перспективе, проанализировать число школьников, уровень образования, уровень медицинской помощи, демографические показатели и посмотреть, что нас ждёт: какие виды преступности могут вырасти. Отсюда полиция может спрогнозировать свои действия. Если ждёт рост уличной преступности, то, может, стоит убрать сотрудников из кабинетов и увеличить штат уличных патрулей. Если планируется закрытие каких-то предприятий, то надо смотреть, каких. Оценить все объективные показатели и выработать тактику собственных действий.
